Одним из самых значимых событий «карантинного» периода 2020 года для регулирования сферы восстановления платежеспособности является принятие 18 июня скандального законопроекта 3322, вносящего изменения в Кодекс Украины о процедурах банкротства.
Наряду с разумными правилами, направленными на нивелирование негативных последствий объективно существующего замедления судебных процедур, законопроект в последней доступной редакции сохранил нормы, крайне далекие от логики как КБ, так и целей института банкротства в целом. Объем критических вопросов к данному документу – недопустимо велик: почему онлайн-процессы прописаны не для всех участников процедуры; от какой именно ответственности освобождаются арбитражные управляющие; почему продление сроков – избирательное, а не глобальное; зачем предусмотрели остановку процедуры на этапе проведения онлайн-торгов; почему документ имеет ретроактивное действие, – и это лишь самые общие замечания. Безусловно, «вишенкой на торте» является мораторий на инициирование процедуры банкротства по требованиям, возникшим после 12 марта 2020 – момента введения карантина Кабинетом Министров Украины: законопроект содержит положения, блокирующие инициирование процедуры как по инициативе кредитора, а также продлевающий срок для обращения по инициативе должника.
В первом случае, по сути, нарушаются не только права кредитора, но и интересы собственников должника, ведь временный «зонтик» моратория на удовлетворение кредиторских требований может позволить сохранить операционную деятельность предприятия, а также дает возможность удовлетворить требования в размере, большем «классических» для наших широт 8%.
Во втором случае на неопределенное время продлевается месячный срок для реагирования руководителя должника в случае возникновения угрозы неплатежеспособности – нормы ч. 6 ст. 34 КБ, которая была новацией для Украины и должна была стимулировать ответственное поведение должностных лиц должника по отношению как к кредитору, так и к собственникам предприятия. Принятая редакция ограничений наверняка будет способствовать упованию должников на возможную заангажированность судейского корпуса в толковании «возможности обратиться», что снизит прозрачность процедуры и нивелирует возможность восстановления платежеспособности до момента окончательной «смерти от долгов». В результате снова пострадают и собственники должника, и кредиторы.
Важно отметить, что инициирование процедуры неплатежеспособности не является ответственностью должника – это, прежде всего, способ остановить его «падение в пропасть», и потому блокирование процедуры не способствует ни одной из добросовестных сторон. Возможно, идея была в защите именно того бизнеса, по которому максимально «ударили» карантинные ограничения? Но ведь для таких случаев еще в марте были внесены изменения в статью 14-1 Закона Украины о торгово-промышленной палате, предусмотревшие дискрецию ТПП в определении ситуации форс-мажор, которая исключает ответственность «пострадавшей» от карантина стороны на период действия карантина. Или причиной стало то, что ТПП, стремясь сохранить восприятие себя как адекватного органа, не спешила выдавать сертификат в ситуациях, когда «под шумок» пытались просто не выполнять условия договоров?
Когда несуразности подобного уровня появляются в документах в результате лоббирования конкретных финансового-промышленных групп, это хотя бы объяснимо. В данном же случае в проигрыше оказываются не только все кредиторы, но, как ни парадоксально это прозвучит, и все добросовестные должники, а это, к сожалению, ожидаемо снижает инвестиционную привлекательность Украины. В результате имеем ситуацию, когда недостаток профессионализма юридических консультантов парламентариев в очередной раз привел к принятию закона, который на очень первый взгляд вроде бы «за все хорошее», но польза от него для экономики – как минимум сомнительна.
